Daggerfall

English version

Алик'р

Энрико Милрес

Возможно, я бы никогда не отправился в пустыню Алик’р, если бы не встретил Велтана в маленькой таверне в Сентинеле. Велтан - редгардский поэт, чьи стихи я читал, правда, в переводе. Он предпочитает писать на староредгардском, а не тамриэльском. Однажды я спросил его, что тому причиной.

"Тамриэльское слово, означающее божественное порождение выдержанного, шелковистого, прессованного кислого молока - это... сыр, - сказал Велтан, и широкая улыбка осветила его смуглое лицо. - На староредгардском это звучит млуо. Скажи теперь, коли ты был бы поэтом, свободно разговаривающим на обоих языках, какое слово ты бы использовал?"

Как дитя городов, я должен был поведать ему истории об их шумности и порочности, безумных ночах и ритмах, культуре и упадке. Он слушал с благоговением рассказ о месте, в котором я родился: беломраморном Имперском городе, где все население убеждено в своей исключительности, причиною тому близость императора и глянец улиц. Говорят, что быть нищим на бульварах Имперского города - все равно что жить во дворце. За кружкой приправленного специями эля я потчевал Велтана описаниями бурлящего жизнью рынка в Риверхолде; темного и удручающего Морнхолда; украшенных литьем вилл Лилмота; удивительных и опасных переулков Хелстрома; великолепных проспектах старого Солитьюда. Мой рассказ не оставил его равнодушным - он восхищался, удивлялся, задавал дополнительные вопросы и комментировал.

"Я чувствую, будто я знаю твой дом - пустыню Алик'р - из твоих стихов, хоть никогда там не бывал", - сказал я ему.

"Но ты не знаешь. Ни одна поэма не может описать Алик'р. Она может подготовить тебя к посещению много лучше, чем самый лучший справочник. Но если ты хочешь узнать Тамриэль и быть истинным гражданином всей планеты, ты должен поехать и прочувствовать дух пустыни сам".

Мне потребовалось чуть больше года, чтобы разобраться с делами, скопить денег (моя самая большая головная боль), и оставить городскую жизнь ради пустыни Алик'р. Я взял несколько томов поэзии Велтана в качестве путеводителя.

"Священное плямя вздымается над огнем, Призраки великих мужчин и женщин без имен, Мертвые города, появляются и исчезают в пламени, Песнь откровений Диоскори, Горящие стены и неподвластные времени камни, Обжигающий песок, что лечит и разрушает."

Эти начальные шесть строчек поэмы моего друга "О бессмертии песка" подготовили меня к первым видам пустыни Алик'р, хотя и не дали точного представления. Мое бедное перо не может описать суровости и великолепия, изменчивости и постоянства Алик'ра.

Движущийся песок пустыни сметает все установленные людьми границы, разделяющие владения. Я никак не мог определить, нахожусь ли в Антифиллосе или в Бергаме, да и из местных немногие могли дать разъяснения. Для них, а теперь и для меня, мы просто в Алик'ре. Нет. Мы - часть Алик’ра. Последнее ближе к философии людей пустыни.

Я видел священное пламя, о котором читал в стихах Велтана в мое первое утро в пустыне: обширный красный туман, исходящий, казалось, из самой тайной сути Тамриэля. Задолго до полудня туман рассеялся. Затем я увидел города Велтана. Порыв ветра поднял из песка Алик’ра руины, другой порыв скрыл их. Ничто в пустыне не вечно, но и не исчезает безвозвратно.

Днем я укрывался в палатках, и размышлял о сути характера редгардов, позволившем им приспособиться к этой жестокой, неподвластной времени земле. Они воины по природе. Великолепны в команде. Любая вещь обретает ценность, только если за нее приходится бороться. Никто не оспаривал у них право на пустыню, но сам Алик'р – достойный противник. Битва продолжается. Это война без вражды, святая война в том смысле, который обычно вкладывается в это словосочетание.

Ночью я мог созерцать землю в ее относительном спокойствии. Но спокойствие было лишь мнимым. Камни сами по себе наполнялись жаром и светом, но исходящим не от солнца или лун - Джоун и Джоуд. Энергия передавалась камням от биения сердца самого Тамриэля.

Два года я провел в Алик'ре.

Я пишу это, уже вернувшись в Сентинель. Мы находимся в состоянии войны с королевством Даггерфолл за обладание покрытой травой скалой в заливе Илиак. Все мои товарищи - поэты, писатели и художники - удручены алчностью и спесью, что бросили людей в битву. Это деградация, трагедия. На староредгардском, айсея, обратное движение по спирали.

И все же я не могу грустить. За годы, проведенные в великолепии Алик’ра, я видел вечные камни, которые продолжают жить, в то время как люди продолжают умирать. Мне удалось обрести внутреннее зрение в этой земле без дорог, без устойчивых форм, изменчивой и в то же время неизменной. Вдохновение и надежда живут вечно в отличие от людей, они сродни камням пустыни.